В условиях военной базы необходимыми могли становиться самые неожиданные вещи — моточек проволоки, деревянная палочка или обрывок кожаного ремешка. Вскоре Щербатин обзавелся еще двумя комплектами гражданской одежды, и его обороты значительно выросли. Пришлось даже устраивать специальное помещение под склад, благо в подвалах места хватало.
Но у Щербатина имелся и еще один товар, врожденный. Это радушие, дипломатичность, коммуникабельность. Некоторым такое было очень даже нужно. На оторванной от жизни базе, где все ковырялись в своих маленьких мирках, часто возникала нужда в дружеской улыбке, сочувствии, готовности выслушать и повздыхать вместе над проблемами.
Щербатин это умел, чем выгодно отличался от большинства прилежных служителей Цивилизации. А если учесть, что у него не переводились веселящие бутылочки, то перспективы его популярности становились просто грандиозными.
Так и получилось. Уж не знаю, какими хитростями и приемами он пользовался. Думаю, его адвокатский опыт — сам по себе ценный капитал. К Щербатину, как к доктору, стали захаживать даже старшие офицеры — посидеть, повздыхать, выговориться. Или же повеселиться — Щербатин был универсален.
И естественно, кому-то пришла в голову мысль, что негоже такого душевного человека каждый день засылать в болота. Пусть лучше сидит на базе, пусть всегда будет под рукой. Трудно сказать, насколько это соответствовало непреходящим ценностям Цивилизации и правилам внутреннего распорядка нашей базы.
Щербатин получил вожделенную теплую должность, став состоятельным по здешним меркам псевдогражданином. Многие даже не знали и не догадывались, что у него вообще нет холо. Впрочем, иногда он мог себе позволить даже больше, чем те, у кого это холо имелось.
— Ну, Беня, — он похлопал меня по плечу, — а у тебя как успехи? Хвались. Что новенького, что вообще хорошего в жизни?..
— Да ничего особенного, — скромно ответил я. — Но у меня появился друг.
— Ах да, друг. — Щербатин издал какой-то странный смешок. — Тот самый суперсолдат со вторым холо, да? Ты обещал познакомить.
— Конечно! — обрадовался я. — Давай позову.
— Стоп! — Он предостерегающе поднял руку. — Обожди. Познакомишь потом, хорошо?
— Почему потом?
— А потому что… — Он задумчиво почесал кончик носа. — Что-то тут нечисто, Беня. Я интересовался. Ни один нормальный человек не будет гнить с болотной командой, если у него второе холо. Это самая грязная и дурная работа, и вдобавок опасная. Со вторым холо можно в крайнем случае стать штурмовиком, если уж так хочется повоевать. Там люди хотя бы уцимы гребут граблями.
— Ну и что ты хочешь сказать?
— Ничего пока не хочу. Странный этот твой друг. Ты пока не спеши с ним дружить.
— Щербатин! — Я просто возмутился. — Да он меня из-под огня вытащил, от смерти спас! Я бы сейчас с тобой тут не сидел…
— Н-да? — Он снова принялся чесать нос. — Все равно не понимаю. Я ведь про него спрашивал — все только плечами пожимают.
— Он говорит, что ему с нами интересней, чем с офицерами. И вообще…
— Он так говорит? — Щербатин испытывающе на меня поглядел. — Он точно это сказал?
— Ну да… Именно так.
— Глупость. Двойная глупость, тройная… Не поверю, что действительному гражданину Цивилизации интересно с вами — недочеловеками. Да еще в болотной команде. Что он вообще собой представляет, Беня? Чем он тебя взял?
— Нормальный человек. — Я пожал плечами. — Добрый, честный. Иногда чуть наивный, но с чистыми глазами, открытым лицом.
— Прямо ангел, — обронил Щербатин.
— У него еще имя такое — Нуй. Что-то библейское. Изменить одну букву — и получится Ной.
— А другую букву менять не пробовал?
— Щербатин!
— Все-все, молчу. Нет, Беня, что-то тут нечисто. Помянешь ты мои слова. Слушай, а может, его разжаловали за воинские преступления? Я все-таки выясню…
«А если и разжаловали, — подумал я, — что теперь, отворачиваться от человека? Нет, не отдам я своего доброго Нуя на растерзание Щербатину. Так ему сейчас и скажу».
— Щербатин, — со всей серьезностью проговорил я, — не трогай Нуя. Единственный мой друг здесь — это он. Только с ним я могу поговорить, только он мне помогает. И именно его тебе охота уличить. Займись кем-нибудь еще, если тянет на разоблачения, ладно?
— Единственный друг?! — Щербатин чуть не подпрыгнул. — А я? А кто тогда я — случайный знакомый?
Мне бы утихнуть. Мне бы извиниться, сказать, что оговорился, и похлопать его по плечу.
Но опять поперло высокомерие. Опять я вообразил себя старым рубакой, ставящим на место тыловую крысу. Причем не для дела, не для принципа какого-то, а просто ради красного словца. Слишком уж момент подходящий, не было сил удержаться.
— А что ты? — процедил я с усмешкой. — Ты подштанники сдавал напрокат, пока Нуй меня от пуль прикрывал.
— Что? — Щербатин вдруг словно окаменел. Казалось, он сейчас отвернется и никогда в жизни со мной больше не заговорит.
Я бы так и сделал, наверно. Но Щербатин был другим, и он себя пересилил.
— Ладно уж, хватит тебе… — пробормотал он. — Я тоже, между прочим… В общем, слушай. Местечко подыскать тебе я пока не смогу…
— Да я разве просил?
— Молчи, слушай. Правда не могу. Не такое у меня здесь влияние. Но многое может измениться. Эта последняя операция, которая… Ну, та…
— Да, я понял.
— Вот, значит. Тем, кто нормально себя проявил, будет… — Он вдруг со строгостью уставился на меня. — Ты, надеюсь, не сотворил там какую-нибудь глупость?