Желтая линия - Страница 97


К оглавлению

97

Короткая запись кончилась, и я взглянул на Щербатина. Он неподвижно сидел с закрытыми глазами, его губы шевелились, как будто он неслышно проговаривал некое заклинание.

— Еще, — хрипло сказал он. — Включи еще раз.

— Пожалуйста, — удивился я.

Он открыл глаза и посмотрел на меня. В нем уже не было ненависти, усталости, отчаяния. Появилось что-то такое, чего я никак не мог понять. Мудрость, что ли, гордость — не знаю.

— Вот зачем тебе нужен был магнитофон, — сказал Щербатин. И вдруг он вскочил, ошарашенно хлопая глазами.

— Беня! Ты идиот! А ну, дай эту штуку сюда!

— Ты что?! — испугался я.

Он почти силой вырвал у меня магнитофон и бросился к дверям. Но на половине дороги вернулся, продолжая таращить глаза, и выпалил мне в лицо:

— Беня! Ты — гений!

* * *

Щербатин — человек, конечно, падкий на разные неожиданности. Но такой прыти я не ожидал даже от него.

Ровно через три дня и три ночи — как в сказке — мы перебирались в новые квартиры. В собственные квартиры.

Щербатин уже по-хозяйски ходил из комнаты в комнату, поддавал ногами чей-то старый хлам, передвигал тумбочки, а я заторможенно смотрел на все это и никак не мог поверить в реальность происходящего. Мне мерещился сердитый комендант, который вот-вот ворвется и выгонит нас в шею.

Никто нас, конечно, выгнать не мог. Потому что сканер, я специально это проверил, однозначно показывал — гражданин Беня, шестое холо. Шестое холо!!!

— Щербатин, — говорил я, — мне все понятно, и я уже ничему не удивляюсь. Но шестое холо… Это не ошибка?

Он развалился в кресле и поглядел на меня глазами победителя.

— Когда-то давно я обещал сделать из тебя человека. И ведь сделал! — Он расхохотался, донельзя довольный собой.

— Как? Я спрашиваю, как несколько минут плохой записи смогли превратить нас из смердов в уважаемых людей?

— Несколько минут — не так уж мало. Ты обратил внимание, как тот вшивый кутюрье распорядился покроем ивенкских костюмов? Он налепил моделей и в каждую добавил лишь детальку, небольшой элементик. И этот элементик заиграл, потому что есть в нем…

— Есть в нем искорка живого, исконного, народного, — механически проговорил я.

— Да!

— А музыка?

— А то же самое. Просто разбавить пожиже — и все дела. Твою запись разберут по ноткам, по полутонам — и налепят с полсотни непритязательных мотивчиков. И в каждом — по маленькой живой искорке, гарантирующей успех.

— То есть из ивенкской музыки наделают дерьма и дешевки?

— Давай без патетики, Беня. Век великих шедевров и самородного искусства ушел, смирись с этим. Никто не позволит себе зараз выдать нечто гениальное, к умным мыслям и талантливым проявлениям ныне принято относиться экономно. Творчество по миллиграммам вносится в массовую культуру, как витамин С в синтетическую газировку.

— Может, ты и прав… Но шестое холо! Чертов ты проныра!

— Можно было получить и побольше, но постепенно. Я решил меньше, но сразу. Шоу-бизнес — дело прибыльное. Ты выступал как хозяин произведения, а я — твой коммерческий директор. Говоря по-нашему, продал права.

— Невероятно, — вздохнул я.

— А ты еще жаловался на предсказуемость жизни. Ох, дел у нас с тобой сейчас будет невпроворот. Квартиры обставлять, помощников нанимать, с обществом знакомиться. Чем, поэт, думаешь заниматься? Надеюсь, бросишь свои производственные сонеты?

— Учиться надо. И дальше расти.

— О-о, мальчик-то совсем взрослый стал, — поощрил Щербатин. — И кем будешь, когда вырастешь?

— Посмотрим. Между прочим, я на производственных сонетах уже всю технологию чугунного литья выучил. Могу мастером в цехе стать или инженером по ТБ.

— Боже, какая проза… Давай-ка для начала отдохнем. Вызовем машину и поставим на уши весь местный Бродвей. Беня! — воскликнул он. — Тебе же теперь с девочками дружить можно! — Он радостно рассмеялся.

— Немыслимо, — продолжал удивляться я. — Много дней ползать по болотам, рисковать, терять руки-ноги — и ничего. А тут какие-то мотивчики — и на тебе, шестое холо.

— Ну, правильно! Это называется общий баланс справедливости в мировом пространстве. Мы с тобой должны были получить эту награду. Мы заслужили ее. Новая жизнь наступает, ты понял?

— Понял, но никак не приду в себя. Мне еще не приходилось вот так — из грязи в князи.

— Ну, конечно, ты предпочитал всю жизнь в грязи. Все, хватит ныть. Едем развлекаться, мне не терпится вкусить новой жизни. Можешь заняться самоанализом в дороге.

Мы с большим удовольствием скинули босяцкое тряпье и, не сговариваясь, оделись в ивенкские костюмы. И завязали волосы хвостами на затылке. В новом облике я сразу почувствовал себя на порядок бодрее. Теперь никто не запретит мне выглядеть, как я хочу.

Мы еще не умели пользоваться терминалами, поэтому машину нам вызвал комендант этажа. Водитель был совсем молодой, но важный и переполненный чувством собственного достоинства. Его простой, но симпатичный костюмчик с карманами и погончиками выдавал обладателя третьего холо. Он в момент распознал в нас новичков и пообещал, что сам отвезет, куда надо.

Щербатин и в машине продолжал веселиться и грезить необычайными перспективами. Он так и светился от радости. Чему, впрочем, удивляться? После стольких дней безысходности и разочарований — вдруг первая большая удача.

Я и сам был рад, но моя радость вела себя осторожно и недоверчиво. Не мог мой разум принять той легкости, с которой мы взлетели из гулких плесневых казарм на вершину жизни. Конечно, шестое холо еще не вершина, и тем не менее личная машина везла нас развлекаться. А пару дней назад о таком и помыслить было страшно.

97